А Суинберну снилась война.
Грабеж, убийства и опустошение они ошибочно именуют империей. Они творят дикость и называют ее мир.
Тацит
Теплый дождь барабанил по жестяной каске Бёртона и затекал под шинель. Взрыв на мгновение оглушил его, бросил на четвереньки, осыпал комьями грязи и кусками окровавленных тел. Черная жижа на дне траншеи немедленно всосала его ноги и руки, как если бы сама земля жадно хотела проглотить очередной труп. Рядом на поверхности плавала чья-то голова. Половина ее лица отсутствовала. Потрясенный, он опять вскочил на ноги и немедленно согнулся, когда еще одна горошина разорвалась в нескольких ярдах от него. Мужчины и женщины кричали в агонии, звали своих матерей, ругались и богохульствовали, опять и опять.
Семя ударило в лицо солдата. Хлынула кровь, каска закружилась. Кости мужчины внезапно исчезли, и он резко упал на землю, скользнув в грязь.
Бёртон шатаясь пошел вперед, глядя на солдат, выстроившихся в правой стороне траншеи и стрелявших из винтовок через ее край. Наконец он увидел человека, которого искал — большого аскари с повязкой на правом глазу. Он вскарабкался к нему и прокричал в самое ухо:
— Ты рядовой Усама?
— Что?
— Я ищу рядового Усаму. Мне сказали, что он знает Уэллса.
— Я Усама. Что за рельс?
— Герберт Уэллс. Корреспондент. Его видели с тобой.
Ответ солдата пропал — над головами, яростно жужжа и стреляя из винтовок, пролетел взвод шмелей.
— Что ты сказал? — проорал Бёртон.
— Я сказал, что если он не здесь, значит на посту подслушивания. Иди прямо по траншее, пока не увидишь поворот направо. Он там.
Оба согнулись, когда семена просвистели мимо и воткнулись в противоположную стену траншеи. Подмытая дождем грязь рухнула внутрь.
Бёртон прыгнул в воду и пошел по траншее, пробираясь мимо убитых и искалеченных и шепча суфийские мантры, чтобы не сойти с ума.
Женщина-аскари, прислонившаяся к груде размокших мешков с песком, схватила его за рукав и сказала умоляющим голосом:
— Я потеряла ступню. Я потеряла ступню. Я потеряла ступню.
Бёртон посмотрел вниз и увидел, что левая нога женщины под коленом превратилась в спутанное месиво. Ступни не было.
— Я потеряла ступню. Я потеряла ступню.
Он безнадежно кивнул и выдернул руку.
Еще один взрыв. Еще больше ужасных криков.
Проход на пост подслушивания, смутно видимый через непрекращающийся ливень, находился всего в нескольких шагах от него. Он побрел туда, в ноздри бил сильный запах пороха, гниющей плоти и переполненных отхожих мест.
Заглушая стаккато выстрелов и разрывы снарядов, выли сирены:
— Улла! Улла! Улла!
Бёртон вошел в узкий проход и протолкнулся через воду в самый конец, расширявшийся в маленький квадратный окоп. Его стороны были укреплены деревянными кольями, верхние края защищены мешками с песком. На столе, справа, под полотняным навесом, лежало механическое устройство. Рядом со столом лежал наполовину ушедший в землю труп, его остекленевшие глаза глядели в небо. На ящике перед столом стоял невысокий полный человек, и через перископ глядел на север. На его плече висел горн, на голове — жестяная каска, сильно вдавленная с одной стороны.
— Берти?
Человек повернулся. Левая часть лица была сильно изуродована шрамом от ожога. Он был небрит и запачкан грязью.
— Лейтенант Уэллс, если вы не возражаете, — рявкнул он. — А вы кто такой, черт побери?
— Это я, Бёртон.
Уэллс прищурился, внезапно радостно вскликнул, спрыгнул с ящика, налетел на Бёртона и схватил его за руку.
— Точно! Точно! — закричал он, еще более высоким голосом, чем обычно. — Ей-богу, Бёртон! Два года! Два года я думал, что придумал тебя! Но вы посмотрите на него! Живой! Во плоти! Самый настоящий аргонавт во времени! — Внезапно он отступил назад. — Что с тобой произошло? Ты выглядишь как скелет!
— Война, Бёрти, вот что мной произошло, да и с тобой тоже, как я вижу.
В следующее мгновение оба пригнулись, когда что-то свистнуло над головой и взорвалось в траншее за ними.
— Самая отвратительная из всех бывших, — крикнул Уэллс. — Война на истощение. Стратегия гуннов провалилась, но они не забыли, как бить нас. Бери перископ и присоединяйся ко мне. Ха! Как в первый раз, когда мы встретились! Что произошло с тобой после Битвы Пчел?
— Что?
— Танга, парень!
Бёртон взял одно из устройств со стола и, вскарабкавшись на ящик, встал рядом с Уэллсом.
— Я наткнулся на группу партизан, — начал рассказывать Бёртон. — Мы около восемнадцати месяцев делали налеты на посты гуннов вокруг Килиманджаро, потом я заболел горячкой и воспалением ноги, и семь недель провалялся в полевом госпитале. Пока я там лежал, А-Споры убили всех партизан. Во время последней недели в госпитале я услышал... — на поле боя прогремели три подряд взрыва, оба пригнулись, — от другого больного, что ты в Дут'уми, будешь участвовать в атаке на таньганьикскую железную дорогу, вот я и присоединился к тем, кто ехал сюда.
— До чего я рад опять увидеть тебя! — воскликнул Уэллс. — Клянусь небесами, твое необъяснимое присутствие — единственная магическая искра в этом бесконечном конфликте. Твоя память вернулась? Теперь ты знаешь, почему попал сюда?
Бёртон взглянул в перископ. Через весь ландшафт протянулся барьер из колючей проволоки. За ним находились немецкие траншеи, еще дальше местность поднималась к кряжу, заросшему зелеными деревьями. Железная дорога, по-видимому, находилась по ту сторону низкого кряжа.