После первого полного дня путешествия по Африке все устали до невозможности.
— Я в растерянности, капитан Бёртон, — сказала Изабелла Мейсон. — Мое тело говорит мне, что мы проехали много миль, а голова — что мы почти не сдвинулись с места.
— Это природа нашей задачи, — ответил исследователь. — Сегодня был хороший день. В плохой даже один единственный шаг можно считать достижением.
Полдень перешел в вечер. Поставили палатки, животных загнали в загоны, выставили стражу около припасов.
Начался дождь.
Ни предупреждающих капель, ни предварительного мелкого дождика. Минуту назад небо было чистое, в следующую — темно фиолетовым и полил мсика, сплошное полотно воды. Он лавиной обрушился на палатки. Бёртон, Саид, Траунс, Честон, Кришнамёрти, Спенсер сестра Рагхавендра и мисс Мейсон, собравшиеся в самом большом роути, должны были буквально кричать как из-за шума потопа, барабанившего по полотну, так и из-за грома, грохотавшего без остановки.
— Извините мне мой язык, дамы, — крикнул Траунс, — но это черт знает что!
— Неужели платка выдержит? — спросил Кришнамёрти. — На нас льется целый океан!
Честон оттянул входной клапан и выглянул наружу.
— Не вижу ни зги! — крикнул он. — Твердая вода.
— Дождь продлится ровно два часа, — объявил Бёртон, — и, если Садхви и Изабелла ничего не имеют против, я предлагаю бренди и сигары.
— Не возражаю, — сказала Изабелла.
— Я тоже, — добавила Садхви. — На самом деле я сама опрокину стаканчик.
Через множество одежд и шарфов Герберта Спенсера послушался слабый разочарованный вздох.
Покс, сидевшая, как обычно, на голове заводного философа, издала громкую музыкальную трель, а потом прощебетала:
— Болтуны!
— Ура! — радостно воскликнул Кришнамёрти. — Что-то новенькое!
— Бессмысленные оскорбления самые смешные, — согласилась Изабелла.
— Клянусь Юпитером! — выпалил Траунс. — Эй, Ричард, это напомнило мне те ужасные растения, которые мы видели в Мзизиме...
— Почему? — спросил Бёртон.
— Я спросил себя, поскольку у всех созданий евгеников, таких как Покс, всегда есть...
— Свинодруг! — пропела Покс.
— ... плохие побочные эффекты, независимо от того, какие таланты ученые вложили в них...
— И?
— И какой же недостаток есть у этих бегающих растений, как ты думаешь?
— Хороший вопрос, Уильям, но у меня нет ответа!
Бёртон налил бренди всем, включая женщин, мужчины закурили сигары и трубки, нервно поглядывая на крышу палатки, которая непрерывно дрожала под натиском дождя.
Сестра Рагхавендра раздала всем по маленькому пузырьку со светлой жидкостью и потребовала, чтобы ее добавили к бренди.
— Это специальный рецепт, который мы используем в Сестринстве Благородства и Великодушия, — сказала она. — Он очень хорошо успокаивает лихорадку. Не беспокойтесь, жидкость совершенно безвкусная.
— Из чего она сделана? — спросил Честон.
— Смесь хинина и разных трав, — ответила она. — Я не могу полностью защитить вас от малярии, но, по меньшей мере, приступы будут короче и не такие сильные.
Внезапно входной клапан роути отлетел в сторону, и внутрь впрыгнул мокрый черт.
— Хамы! — крикнул он. — Невежи! Враги! Чертовы предатели! Пить без меня! Без меня! Ааааа!
Черт прыгнул к столу и, дико вращая глазами, схватил бутылку бренди и сделал огромный глоток. Грохнув бутылкой о стол, он вытер рот рукавом, удовлетворенно вздохнул, рыгнул и упал как подкошенный, приземлившись на спину.
— Великие небеса! Неужели это Алджернон? — протрубил Герберт Спенсер.
Сестра Рагхавендра наклонилась над мокрой и грязной фигурой и положила руку ей на голову.
— Он и есть, — сказала она. — И, несмотря на такой вид, у него нет температуры.
Бёртон подошел к ней, поднял своего помощника и перенес на другую сторону палатки, на койку.
— На самом деле Алджи привык действовать в таком состоянии, которое многие посчитали бы лихорадкой, — сказал он. — В данном случае он просто переоценил свои силы.
— Да, — согласилась няня. — Любому человеку потребовалась бы минимум неделя, чтобы придти в себя после такой большой потери крови.
— А Алджи потребуется не более двух дней, ибо он, безусловно, не любой человек.
Они, как могли, высушили своего друга, устроили его как можно более удобно и оставили спать.
Наконец дождь прекратился, так же быстро, как начался, и еще одна тихая африканская ночь опустилась на них. Все сидели молча, наслаждаясь обществом друг друга, слишком усталые, чтобы говорить.
Вдали завыла гиена.
Из деревни донесся короткий крик.
Ударил один барабан.
Потом другой.
И тут громкая ритмичная мелодия наполнила воздух — ударило много барабанов. Голос мальчика окликнул их снаружи. Бёртон вышел из палатки и ребенок, лет десяти, улыбнулся ему.
— О Мурунгвана Сана, — сказал он, — огонь зажжен, мясо готовится, женщины полны беспокойства и хотят танцевать. Мужчины желают услышать новости из страны Музунгу — страны белых людей. Не хочешь ли ты присоединиться к нам?
Бёртон кивнул.
— Мы немедленно идем.
Так что первый день экспедиции закончился пиром и танцами, в которых участвовали все, кроме философа Герберта Спенсера и поэта Алджернона Суинбёрна.
Латунный человек, оставшийся в платке, поставил стул рядом с койкой, сел на него и, опершись на свою палку, наклонился вперед. Скрытое куфьей, его металлическое лицо не отрываясь глядело на помощника Бёртона.