Экспедиция в Лунные Горы - Страница 92

— Нет. Ты обещал девять.

— Ты ошибаешься. Мы сказали семь, и там семь.

— Я приму восемь, при условии, что ты дашь клятву.

— Какую?

— Ты должен поклясться, что не ударишь по моей земле засухой, болезнями и несчастьями.

— Хорошо, восемь. И я клянусь.

Носильщики Бёртона уже пробивали дорогу через окаймляющую поляну джунгли. Бёртон повел экспедицию вверх, через холмы, и, постепенно, они вышли на сверкающие белые равнины кенийского района. Идти стало легче, зато на них обрушились адская жара и упрямые слепни. Дочери аль-Манат с трудом управляли лошадьми, все время шарахавшимися от наглых кровососов, тяжело нагруженные мулы брыкались, били ногами и норовили сбросить поклажу. Земля постепенно поднялась, стала более каменистой, почти исчезли ручейки; экспедиция использовала припасы и воду быстрее, чем обычно.

Потом началась холмистая, очень неровная местность, заросшая кустами дрока и наполненная трещинами и бездонными сухими колодцами.

Икры Бёртона постоянно сводило, он едва не кричал от боли.

Суинбёрн упал со своего жеребца и приземлился среди длинных острых шипов. Оттуда он вынырнул в разорванной одежде, весь поцарапанный и покрытый кровью, с головы до ног. Он объявил, с огромным удовольствием, что будет страдать от боли весь оставшийся день.

Уильям Траунс поскользнулся на каменистой земле и вывихнул лодыжку.

Какое-то насекомое ужалило в правое ухо Манеша Кришнамёрти, буквально только что пришедшего в себя после приступа малярии. Ухо распухло, началось заражение, он стал страдать головокружениями, его непрерывно рвало, пока, в конце концов, он не потерял сознание. И его опять понесли на носилках.

Изабелла Мейсон была совершенно истощена от гастрита, сопровождавшегося неприятными, неподобающими женщине симптомами.

Лошадь Изабель Арунделл упала и умерла прямо под ней, а ее хозяйка покатилась по земле и осталась лежать, не подавая признаков жизни, пока ей не растерли виски и не влили немного бренди.

Герберт Спенсер объявил, что у него стреляет в суставах, что, конечно, было невозможно, но все дружно заключили, что у него ипохондрия и ему действительно плохо.

У сестры Рагхавендры началась офтальмия, и она видела только размытые силуэты и движущиеся цвета.

Даже два аскари Саида бин Салима свалились с малярией, а самого раз кафилаха трепала непонятная лихорадка.

Почти половина дочерей аль-Манат страдали от инфекций и болезней.

Умерло еще две лошади и три мула.

Покс улетела в джунгли и не вернулась.

К заходу солнца они добрались до района К'хок'хо, и устало разбили лагерь на открытом месте. Но не успели они разжечь костер, как озлобленные воины из двух соседних деревень окружили лагерь и потребовали, чтобы они шли дальше. Никакие слова не могли убедить их, что экспедиция не собирается ничего завоевывать, в отличии от той, что прошла раньше. Атмосфера накалилась. Один из воинов вышел вперед и ткнул копьем в плечо Уильяма Траунса. Бёртону пришлось успокаивать аскари, которые, с обнаженными скимитарами, рванулись вперед.

— Опустить оружие! Мы уходим! — крикнул он. — Квепа! Пакиа! Хопа! Собирайтесь! Берите груз! Вперед!

Они быстро собрали вещи и отправились вперед по освещенной лунным светом равнине, а воины сопровождали их по обеим сторонам, насмехаясь, глумясь и угрожая.

Сестра Рагхавендра на ощупь перевязала рану Траунса.

— Я должна зашить ее Уильям, но придется подождать, пока мы не окажемся в безопасности, подальше от этих негодяев. Сильно болит?

— Клянусь Юпитером, Садхви! Сегодня у меня был великолепный день, от плеча до лодыжки! Я чувствую себя совершенно замечательно. На самом деле я мог бы увенчать день, например, ударом головы о камень! Что вы думаете?

— Я думаю, что вам лучше пожевать вот это. — Она протянула полицейскому небольшой кусочек вещества, похожего на табак. — Эти травы успокаивают боль.

— И какой у них вкус?

— Как у шоколада.

Траунс бросил растения в рот, принялся жевать и, буквально через несколько секунд, удовлетворенно фыркнул. Его ухо свистнуло.

Воины прокричали последние оскорбления и исчезли.

Бёртон, шедший впереди колонны, поднялся на вершину холма, посмотрел вниз на небольшую равнину, и увидел звезды, отражавшиеся в прудах и озерцах.

— Заночуем здесь, — сказал он. — И будем надеяться, что эту воду можно пить.

Дни слились в один туманный поток.

Сознательное и бессознательное перестали различаться, во сне они видели территорию, по которой прошли; пробуждаясь, они двигались как сомнамбулы, как если бы спали на ходу.

Из К'хок'хо в Уанзи, от деревни к деревне, через отвратительные высохшие джунгли, по прожаренной солнцем земле; потом в песчаную пустыню Мгунда Мк'хали, где величавой цепочкой шагали слоны, один за другим, хобот за хвостом, мимо окаменевших деревьев с ждущими стервятниками.

Из Мдубару в Дживе ла Мкоа; из Дживе ла Мкоа в Кирурумо; из Кирурумо в Могонго Тембо; из Могонго Тембо в Туру.

Дни, дни и еще дни.

Так долго.

Подойдя к Туре, Бёртон сказал Суинбёрну:

— Я продолжаю видеть туши животных.

— Странно, — прошептал поэт. — А я продолжаю видеть пинту пенистого английского эля. Ты помнишь Дрожь в Баттерси? Мне эта таверна очень понравилась. Надо будет как-нибудь заскочить туда.

Они оба шли пешком. Многие из освобожденных рабов ушли из экспедиции — поблагодарили и вернулись в родные деревни — так что все животные использовались для переноски припасов; свободных лошадей не было.