Свет фонаря выхватил из темноты сучок, который привлек его внимание. Спустя несколько мгновений Бёртон понял почему.
Потому что он напоминал кисть руки.
Волосы на загривке королевского агента встали дыбом.
Он медленно поднял фонарь и наклонился. Сучок торчал из конца толстой, обвитой лозами ветки, которая, изгибаясь как локоть вверх, соединялась с находившимся прямо перед столом ужасно покоробленным стволом, по которому сновали тысячи многоножек, пауков, муравьев, жуков и термитов. Поток насекомых стремился вниз. Бёртон проследил взглядом их дорогу сверху, где ствол дерева внезапно суживался, а потом опять расширялся в большой узел, слегка отклонявшийся назад. В нем была дыра, из которой и выплескивались насекомые.
Бертон знал, что увидит дальше. Всеми фибрами своей души он не хотел смотреть, но заставил себя поднять фонарь повыше, свет переполз сначала на исказившиеся нос и скулы, а потом осветил живые глаза Кристофера Ригби, горевшие ненавистью на преображенном и парализованном лице.
Потрясенный Бёртон лишился голоса — он мог только сжаться и смотреть, все его тело дрожало, отталкивающая вещь поразила его до глубины души.
Ригби сидел за столом, когда его настигла метаморфоза. Его плоть превратилась в растительную ткань. Корни, лозы и лианы, все они росли прямо из него. И омерзительные шипы. К тому же, судя по трупу на лестнице, он стал плотоядным, то есть мог пить кровь из неудачливых людей.
Сейчас, за исключением демонических глаза, Ригби казался мертвым, он засох и завял, большинство листьев упало, тело изъели термиты.
Бёртон выпрямился. Глаза последовали за ним. Он заметил, что шея Ригби сломана, потом увидел те же отметки от когтей, что и на трупе Питера Пимлико, но более глубокие и свирепые.
— Дьявол забрал его, Алджи, — прошептал Бёртон. — Работа Цеппелина.
Суинбёрн не ответил.
Бёртон повернулся и на мгновение ему показалось, что его помощника в комнате нет. Потом он заметил вспышку красного на потолке. К его ужасу, поэт висел там, схваченный лозами и лианами.
— Алджи! — крикнул он, но его друг обмяк и потерял сознание, его маленькую шею обвивал колючий побег.
Повернувшись к Ригби, исследовать крикнул:
— Отпусти его, черт побери!
Изо рта консула внезапно брызнул фонтан насекомых, взлетел в воздух и приземлился на пол, стол и на Бёртона. Голова медленно заскрипела, поднимаясь.
— Ты! — прошептал Ригби. Как будто ветер потревожил сухие листья. — Я так долго ждал тебя.
— Освободи его! — потребовал Бёртон. — И, может быть, я сумею помочь тебе, Ригби!
— Мне не нужна твоя помощь, Бёртон. Только твоя кровь!
С потолка упала лиана и обвилась вокруг шеи исследователя. Бёртон, внезапно сообразив, что все еще держит кинжал, схватил ее, обрезал и сбросил с себя.
— Работа Цеппелина, а?
— Да.
— Прусак, Ригби! Он работает против Империи и меня послали остановить его. Ты же британец, черт побери! Выполни свой долг! Помоги мне!
— Кому-нибудь другому, Бёртон, с радостью. Тебе — никогда! Да я скорее умру предателем, чем помогу тебе!
Покрытые листьями усики обвились вокруг бедер Бёртона. Шипы прокололи брюки и воткнулись в кожу. Он нагнулся, когда колючий отросток попытался стегнуть его в лицо.
Времени на уговоры и разговоры не осталось. Еще немного, и его самого убьют, а Суинбёрна высосут до смерти.
Он ударил кинжалом фонарь, разбив стекло, потом проткнул мешочек с маслом. Жидкость брызнула наружу и немедленно воспламенилась.
— Нет! — прохрипел консул.
— Много лет я страдал от твоей зависти и вражды, Ригби. Сейчас все кончится.
Бёртон бросил горящий фонарь по стол. В то же мгновение горящее масло вырвалось наружу и сухое растение вспыхнуло ярким пламенем, заставив королевского агента отшатнуться назад. Лианы, обвившиеся вокруг ног, попытались удержать его, но потом отпрянули и стали раскачиваться вперед и назад.
Суинбёрн упал и ударился о пол. Бёртон на четвереньках подполз к нему, чувствуя, как быстро распространяющийся ад сжигает волосы на затылке. Ригби уже истошно вопил, но Бёртон, не обращая на него внимание, оторвал лозы от поэта, схватил его за воротник и, давя насекомых, потащил его из комнаты.
Огонь распространялся с пугающей скоростью. Пробежав по стенам и потолку, он обогнал двоих людей и наполнил коридор крутящимся черным дымом.
Задержав дыхание, на четвереньках, Бёртон добрался до лестничной площадки и практически скатился вниз по ней. Он остановился, наткнувшись на труп, Суинбёрн упал на него, и они вместе покатились по оставшимся ступенькам. Ударившись о пол, руки и ноги трупа сломались, как треснувшие ветки.
Пылающие балки крыши рухнули на площадку, с которой они только что скатились, осыпав их искрами и горящими кусками дерева.
Бёртон встал, закинул Суинбёрна на плечо, покачиваясь, пересек прихожую, вышел во двор и, через ворота консульства, на улицу.
Там он остановился и оглянулся. Здание горело, почти полностью охваченное огнем, и Кристофер Ригби, ненавидевший его в течение добрых двух десятков лет, сгорал внутри.
Бёртон не чувствовал себя удовлетворенным.
Вздохнув, он понес Суинбёрна к дворцу имама.
Ранним утром следующего дня два корабля бросили якорь у заросшего кустами песчаного берега Восточной Африки напротив Занзибара, в двадцати милях от Багамойо, центра торговли копрой и слоновой костью.