Экспедиция в Лунные Горы - Страница 58

Поэт поглядел на детектива, потом перевел взгляд на нос корабля — индийского военного шлюпа Элфинстон — где сэр Ричард Фрэнсис Бёртон стоял с Изабель Арунделл.

— Если ты спрашиваешь меня, Пружинка, заразен ли роман в Занзибаре, то, значит, ты не читал отчет Ричарда о его первой экспедиции.

— Парень, если ты работаешь в Скотланд-Ярде, у тебя не остается времени на чтение. И, в тысячный раз, не называй меня Пружинкой.

Суинбёрн нахально оскалился.

— Вероятно в этих островных инфекциях действительно нет ничего хорошего. Кроме того я полагаю, что отношения между Ричардом и Изабель совсем не такие, какими кажутся отсюда.

Он был прав. На самом деле, если бы Суинбёрн смог подслушать их разговор, то смог бы сказать Траунсу, что Изабель «задает Бёртону перцу».

— Ты — упрямый самовлюблённый осел, — сказала она. — Ты всегда недооценивал меня и переоценивал себя.

Бёртон выудил из кармана сигару.

— Ты не против, если я закурю? — спросил он.

— Табачный дым, не заставит меня уйти отсюда.

Он зажег манилу, вдохнул ароматный дым, и уставился на воду, журчавшую и искрящуюся вокруг корпуса корабля. В нескольких ярдах от них из моря выпрыгнула стайка летающих рыбок, пролетела достаточно далеко в воздухе и нырнула обратно.

Изабель вынула из мешочка, висевшего у нее на поясе, маленький цилиндр цвета соломы, поднесла к губам, чиркнула спичкой и зажгла кончик.

Бёртон вдохнул терпкий дым латакии и, подняв брови, взглянул на свою бывшую невесту.

— Клянусь шляпой! Это не сигарета, конечно?

— Писк моды, после Крыма, — прошептала она. — Ты ничего не имеешь против курящей женщины?

— Я... ну... то есть...

— Дик, перестань мямлить, как идиот. Мы можем поговорить начистоту, а? Ты не одобряешь мой стиль жизни.

— Глупости! Я просто спросил, почему ты решила жить как бедуинка, хотя принадлежишь семейству Уордор, одному из самых богатых в Британии?

— Что ты имеешь в виду?

— Что ты могла бы иметь общество у твоих ног, могла бы наслаждаться комфортом и всеми благами аристократического образа жизни. Ты не Джейн Дигби, Изабель. Она бросила Англию после ряда скандальных поступков — она уже не могла оставаться в ней. У тебя все не так. Тогда почему ты выбрала трудности и опасности жизни кочевника?

— Лицемер!

— Что?

— Сколько раз ты негодовал против ограничений и запретов Общества, которое сейчас одобряешь? Сколько раз за обеденным столом ты намеренно провоцировал возмущение и бросал вызов приличиям своими скандальными рассказами? Сколько раз ты называл себя чужаком, человеком, стоящим вне Общества, благородным дикарем в цивилизованной одежде. Именно этим ты прославился, и, тем не менее, осуждаешь мисс Дигби! На самом деле! Тебя называют Головорез Дик. Я назову тебя Позёр Дик!

— Ох, перестань, и лучше скажи, почему ты выбрала такой экстраординарный способ жизни?

— Потому что я женщина.

— Без сомнения. А ответ?

— Он и есть: я согласилась выйти за тебя замуж не потому, что любила тебя, но потому, что видела в тебе решение своих проблем, а во мне — твоих.

— Моих?

— Во время нашей первой встречи ты не знал, чем заняться, плыл по течению. Я смогла дать тебе чувство сопричастности.

Дыхание ветра коснулось их лиц, унесло запах гвоздики и заменило его вонью гниющей рыбы. Бёртон сморщился, затянулся сигарой и посмотрел на приближающийся остров.

— В тебе, — продолжала Изабель, — я надеялась найти освобождение от душных корсетов, стискивающих английских аристократок. Я говорю метафорически, конечно. — Она искоса посмотрела на него. — Ну, не совсем метафорически.

Бёртон дико оскалился и опять посмотрел на нее.

— Вот что я имела в виду, — продолжала Изабель. — Мне нужно то, что Империя не желает дать женщине.

— Ты имеешь в виду свободу?

— И равенство. Я не собираюсь всю жизнь ходить застегнутой на все пуговицы и сидеть с вязанием в гостиной. Почему я должна вести себя так, как мне диктует общество, в котором у меня нет ни права голоса, ни представителей?

— Не думаю, что это все есть у бедуинок, — пробормотал Бёртон.

— Верно. Но, по меньшей мере, они не утверждают, что у них это есть. Но я не бедуинка. И арабы не знают, что делать со мной. Для них я диковинка, иностранка, и они не могут ни понять, ни осудить меня. Я нашла нишу, в которой подчиняюсь только тем правилам, которые установила сама.

— И ты счастлива?

— Да.

— В таком случае — поверь мне, Изабель — я не осуждаю тебя. Вскоре после нашей первой встречи я обнаружил в тебе храбрость и находчивость, и всегда восхищался ими. А твой дух независимости могу только приветствовать. И, кстати, хотя ты действительно права — в то время я был неуверен сам в себе — сейчас все иначе. Я — королевский агент, у меня есть цель. Больше я не чувствую себя чужим.

Она поискала его глаза.

— Но в твоей жизни все еще нет места для жены.

Он еще раз затянулся, с недовольством посмотрел на сигару и выбросил ее за борт корабля.

— Я боялся, что моя новая роль будет опасной для любого, слишком близко связанного со мной, поэтому и расторг нашу помолвку. Сейчас я уверен, что не ошибся.

— Очень хорошо, — сказала она. — Принято. Но если я не могу поддержать тебя как Изабель, жена, то, безусловно, могу поддержать тебя как аль-Манат, воин.

— Я бы не хотел, чтобы с тобой что-нибудь произошло, Изабель. Ты уже помогла мне, проводив через пустыню в Аден, но было никакой необходимости Дочерям аль-Манат плыть со мной в Занзибар.