Экспедиция в Лунные Горы - Страница 42

— Я тоже заметил, — буркнул Траунс. — И хотел бы знать, почему?

Все трое присоединились к Суинбёрну, Кришнамёрти, Бхатти и Герберту Спенсеру, которые уже расположились в салоне. Заводной философ не мог ни пить, ни курить, но наслаждался компанией и нуждался в расслаблении, несмотря на то, что его сознание являлось только электрическим полем, управлявшим машиной. С Покс на голове, он сидел у бара вместе с друзьями, цедившими виски с содой и глядевших на разбросанные огоньки домов и минаретов. Бёртон закурил одну из пользующихся дурной славой манильских черут, Траунс обрезал кончик значительно более дорогой индейской сигары Цветок Диндигула, а Честон и Кришнамёрти зажгли трубки. Ни Суинбёрн, ни Бхатти не курили. Поэт, однако, компенсировал это двойной порцией бренди.

— Не переборщи, — посоветовал ему Бёртон.

— Мне очень нужно, — ответил его помощник. — Расстроенные чувства. Вилли Корниш — замечательный молодой человек, и мне бы никогда не пришло в голову, что он будет защищать такого грязного мерзавца как Снид. А сейчас он исчез в трубах и, вероятно, не выйдет, пока не умрет от голода.

— Нужда заставит! — рявкнул Честон. — Заговорит. Расскажет нам, что задумал Цеппелин.

— Слюнявый носовой платок! — каркнула Покс.

— Не понимаю, — сказал Кришнамёрти. — Почему этот пруссак нанял негодяя, которого мистер Суинбёрн может узнать в мгновение ока?

— Быть может, он не знал, что мы уже встречались со Снидом, — предположил Бхатти.

— Ба! — фыркнул Траунс. — Слишком много совпадений. Есть что-то еще, чего мы не видим, запомни мои слова, парень!

Бёртон задумчиво кивнул.

— Согласен, — прошептал он. — Здесь какая-то более глубокая тайна.

Доктор Квайнт и сестра Рагхавендра вошли в комнату и начали зажигать масляные лампы. Бёртон встал и подошел к юной женщине.

— Здравствуйте, Садхви. Как идут дела, справляетесь с вашими обязанностями?

— Здравствуйте, капитан Бёртон. Да, это был тяжелый день. А мне еще надо спуститься в кухню и помочь мистеру Батлеру и мисс Мейсон с ужином, который должен быть приготовлен, съеден и убран. Только потом я отправлюсь в свою каюту на заслуженный отдых. Я принесла с собой том мистера Суинбёрна «Поэмы и Баллады», но не помню, куда его засунула. Может быть, вы спросите его, нет ли у него лишней копии?

— Можете занять мою. Я попрошу Язву отнести его вам. Однако я должен предостеречь вас — он очень пылкий малютка!

— Так я и слышала, но я из Индии, капитан. Я не страдаю застенчивостью, нерешительностью или обмороками, как ваши английские дамы.

Бёртон улыбнулся.

— Значит, вам очень повезло.

Возвращаясь обратно к друзьям, на полпути через маленькую площадку для танцев, королевский агент внезапно остановился и уставился в потолок.

— Клянусь святым Иаковом! — прошептал он. — Неужели? Но это безусловно все объясняет!

Потом он сел рядом с друзьями и взял стакан, но остальные заметили на его лице отсутствующее выражение.

— Что вам пришло в голову, капитан? — спросил Бхатти.

— Хмм? О, я просто... просто подумал о... хмм... о Кристофере Ригби.

— Ой! — воскликнул Суинбёрн. — Он приносит одни неприятности!

— Кто такой Ригби? — спросил Герберт Спенсер.

— Вонючая лошадиная кормушка, — свистнула Покс.

— Совершенно верно! — заявил Суинбёрн. — Лейтенант Кристофер Палмер Ригби — наш консул в Занзибаре и упрямый осел первого класса. Во время службы в Индии Ричард неоднократно побеждал его на языковых соревнованиях, и Ригби, прирожденный неудачник, очень хорошо это помнит. Наш мерзавец сделал карьеру, черня репутацию нашего друга. Я бы хотел щелкнуть эту чертовую гончую по носу!

— Спасибо, Алджи, — сказал Бёртон и продолжил: — Ригби и я участвовали в восточно-индийской компании Восемнадцатого бомбейского полка в Скинде и с самого начала он проникся ко мне иррациональной ненавистью. Так что, как только мы приземлимся в Африке, у нас будет много неприятностей с ним.

— Королевский агент! — рявкнул Честон. — Власть!

— Иметь власть — это одно, — ответил Бёртон, — но ожидать от человека вроде Ригби уважения — совсем другое.

За следующий час он не сказал ни слова, и даже когда их пригласили поужинать вместе с капитаном, исследователь казался настолько погруженным в себя, что опасно близко подошел к невежливости. Вскоре, пробормотав несколько слов о необходимости поработать над дневником, он вернулся в каюту.

Бёртон зажег лампу, поставил ее на пол, потом разделся, помылся, надел пижаму и завернулся в джуббу. Потом зажег черуту, опустился в кресло и расслабился, погрузившись в медитацию.

Сигара погасла.

Прошло два часа.

Он не шевелился.

Потом: Здесь!

Слабый шум, едва слышный скрип.

Он ждал.

И опять едва различимый скрип.

Протекло еще несколько минут.

— Ты должен был попросить, прежде чем позаимствовать у сестры Рагхавендры «Поэмы и Баллады».

Молчание.

Он опять заговорил:

— Ты сделал из Винсента Снида козла отпущения. Не могу сказать, что мне жалко этого негодяя, но почему? Чего ты добиваешься?

Тридцать секунд молчания.

Наконец послышался слабый шепоток:

— Отвлечения, капитан Бёртон.

— Так ты здесь. Привет, парень! Правильно ли я решил, что Снид и Вилли Корниш протащили тебя контрабандой на корабль в замененной секции трубы?

— Да. Я приказал предыдущей паре чистильщиков воронок повредить секцию, чтобы мне было легче проникнуть на корабль.

— Итак: Жук, глава Лиги трубочистов, находится на пути в Африку. Весьма эксцентрично, и, насколько я могу судить, должна быть очень хорошая причина для того, чтобы ты вышел из своей трубы. Отвлечение, ты сказал? Кого ты пытаешься отвлечь, и от чего?