По телу Бёртона прошла дрожь.
— Конечно. В татуировку на моем черепе внедрена пыль черного алмаза. Она, наверно, связана с Глазом, находящимся в 1863.
Он заколебался.
— Я разрываюсь на части, Берти. Мои инстинкты возражают, но есть ли у меня выбор?
— Все свидетельства говорят, что ты это сделал, и, значит, сделаешь. Хмм. Однако я спрашиваю себя: устранит ли Судьба парадокс? Быть может Судьба — функция человеческого организма?
Бёртон взобрался на алтарь и лег навзничь, положив снайперскую винтовку между телом и левой рукой.
— Если это так, то множественные истории, о которых говорил Суинбёрн, кидают нас из парадокса в парадокс.
— Тогда ты знаешь, что должен сделать, Ричард.
— И что?
— Запечатать собственную судьбу.
Уэллс стоял около алтаря, пока заводной человек застегивал наручники на запястьях и щиколотках Бёртона.
— В таком случае я... — начал было исследователь, но, странно охнув, остановился, когда к нему вернулся последний отсутствующий фрагмент памяти.
— О, нет! — прошипел он, посмотрел на Уэллс и крикнул, изо всех сил: — Берти, черт побери, беги отсюда! Беги!
— Что?
— Убирайся! Спасайся! — крикнул Бёртон истерическим голосом.
Внезапно заводной человек бросился на военного корреспондента, обеими руками схватил его голову и резко повернул. Кости треснули. Уэллс упал на пол.
— Нет! — взвыл Бёртон.
Яркая вспышка.
Ослепляющий свет задержался в единственном действующем глазе Спика.
От выстрела в ушах звенело.
Шум утих, стал слышен отчаянный человеческий вопль.
На него упало тело Уильяма Траунса, потом рухнуло на пол.
Спик быстро замигал.
Зрение вернулось.
Бёртон по-прежнему лежал на алтаре. И, откинув голосу назад, истерически кричал. И он шокирующе изменился. Еще несколько секунд назад его голова была чисто выбрита, татуирована и вся в пятнах крови; сейчас ее покрывали длинные снежно-белые волосы. Мрачное, дикое и сильное лицо стало слабым, морщинистым и диким — как если бы исследователь постарел от невыносимых страданий.
Одежда стала другой. Он сильно похудел. И обзавелся винтовкой.
К'к'тиима отступил назад и положил револьвер на блок с инструментами.
— В высшей степени удовлетворительно, — сказал он. — Жертва была принесена и наш неустрашимый путешественник вернулся. Мистер Спик, успокойте его, пожалуйста.
Спик судорожно вздохнул и подошел к алтарю. Взяв Бёртона за плечо, он легко встряхнул его.
— Дик, Дик! Все в порядке, старина. Перестань!
В глазах Бёртона полыхало дикое пламя. Губы раздвинулись, обнажив оскаленные зубы, изо рта вырвалось рычание, наконец ставшее словами:
— Берти! Беги! Беги!
— Дик, это я, Джон! Джон Спик!
— Беги! Беги! Беги!
Спик отвесил ему увесистую пощечину.
— Дик! Посмотри на меня! Это я, Джон!
Глаза Бёртона уставились на него, и, постепенно, в них просочился разум.
— Это ты, Джон? — прохрипел он. — Джон Спик?
— Да, я. Мы в храме нагов. Помнишь?
— Я помню смерть. Слишком много смертей.
Из глаз королевского агента потекли слезы, рыдания сотрясли тело.
— Я должен сойти с ума, Джон. Мне больше не выдержать. Алджи, он... он... и Уильям, и Берти! — Бёртон посмотрел как К'к'тииму и внезапно заорал. — Ты, чертова ящерица! Сними с меня наручники, убийца!
— Добро пожаловать обратно, мистер Бёртон, — сказал жрец. Хромая, он подошел к Бёртону, разомкнул наручники на левом запястье и лодыжке исследователя, потом обошел алтарь и освободил правые руку и ногу.
Бёртон сел, повернулся, спрыгнул на пол и резким хуком справа ударил в голову латунного человека. Рука полыхнула болью, но он с удовольствием увидел, что на «лице» появилась большая выемка, которую он заметил в 1918.
— Ублюдок! — прошипел он. — Я разорву тебя на куски!
— Не советую, мягкокожий. Не забывай, где находишься. Это 1863. Тебе нужно, чтобы я оставался здесь, в этой комнате, целый, на протяжении пятидесяти пяти лет, иначе как я верну тебя обратно из 1918-ого?
— Ты чертовски хорошо знаешь, что время действует не так! Я здесь, сейчас, и не исчезну, если разломаю твои проклятые колеса!
— Возможно. Но, даже если вам удастся победить меня — а я уверен, что нет — неужели вы действительно хотите создать еще одну альтернативную историю, в которой не сумеете вернуться из будущего и останетесь в Африке в 1918-ом?
Бёртон заколебался. Спик, сбитый с толку, глядел на него во все глаза.
— Что... что с тобой произошло, Дик? Ты не уходил отсюда, но твоя внешность, она... она...
Бёртон посмотрел на тело Уильяма Траунса. Его лицо исказилось от ярости, но потом на нем появилась глубокая печаль.
— Я провел пять лет в будущем, Джон, — сказал он, — и я должен помешать этому будущему произойти. — Он повернулся к К'к'тииме. — Как?
Верховный жрец подошел к алтарю, протянул руку вверх и начал вынимать Глаз из держателя.
— Это и есть настоящий вопрос, не правда ли? Как вы узнаете, правильно вы действуете с точки зрения будущего, в котором только что побывали?
Черный алмаз освободился. К'к'тиима отошел назад и поднял его вверх.
— Вы свободны, сэр Ричард. Наги — наконец-то! — покидают это мир. Мы уходим, но помните — вы должны спеть последний куплет своей песни!
Внезапно стены перестали светиться, весь синий свет сосредоточился вокруг алмаза, раздался негромкий треск, постепенно становившийся все громче и громче. На поверхности каменных плит зазмеились разряды энергии; ярко вспыхивая, они прыгали в руку К'к'тиима. Глаз зажужжал, звук стал глубже — у Бёртона и Спика заложило уши — а потом ушел за пределы слышимости. По поверхности Глаза побежали крошечные трещины, и, со слабым тинк! из них стали появляться маленькие фигуры. К изумлению Спика, у крошечных созданий обнаружились крылья бабочек и стрекоз — фейри! — но Бёртон знал, что это только иллюзии: человеческое сознание не в состоянии воспроизвести их настоящий облик и заменяет на знакомый мифологической образ. Для него они были искрами сознания рептилий, он скорее чувствовал их, а не видел. Он уже видел этот танец — когда раскололся южноамериканский Глаз.